Мусульманское образование: история, проблемы, перспективы
23 01 2011Ф.А. Рашитов
Диалектика развития мусульманского образования
в конце XIX- начале XX вв.
На процесс консолидации современной татарской нации на рубеже XIX-XX веков огромное влияние оказала мусульманская школа. Исторические корни ее восходят к временам Волжской Булгарии и Казанского ханства [1]. Пережив вместе с народом и мечетью тяжелые времена под властью царизма в XVI-XVIII вв., она вступила в пору своего возрождения в конце XVIII века, после того, как Екатерина II ввела в России режим веротерпимости в отношении мусульман. В 1789 г. было создано Оренбургское магометанское духовное собрание во главе с муфтием Мухамеджаном Хусаиновым, повсюду стали строиться мечети с мектебе при них. Во все возрастающих масштабах осуществлялось печатание Корана, религиозной и учебной литературы.
Настоящий ренессанс мусульманское образование пережило в пореформенный период. Наступившие после крестьянской реформы 1861 г. изменения: некоторое улучшение социально-экономического положения татарской деревни, ослабление административного гнета – создали благоприятные условия для резкой активизации духовно-религиозной жизни. Это прежде всего коснулось массовидности религиозных школ – мектебе и медресе.
Согласно составленным центральным статистическим комитетом Министерства внутренних дел Российской империи спискам населенных мест, в Саратовской губернии в 1860 г. насчитывалось 67 татарских деревень. Общая численность татарского населения, которое в то время
обозначалось как «мусульманское», составляла около 55 тысяч человек [2]. По губернии было зарегистрировано 126 мечетей, из них только три в городах – Саратове, Вольске и Хвалынске. Религиозных школ – мектебе — было мало, всего 13 [3].
К 1897 г. численность татарского населения в губернии возросла до 94,6 тысячи человек [4]. Число мечетей увеличилось ненамного – примерно до 160, но зато количество школ выросло в 8 раз, достигнув 108. В них обучалось 6070 учащихся (мальчиков) [5]. В дальнейшем рост количественных показателей замедлился. Проведенная в январе1911 г. однодневная перепись начальных школ зафиксировала 124 мусульманских школ с 5623 учащимися [6].
В объяснение данного феномена могут быть приведены по крайней мере два соображения. Во-первых, он указывает на то, что в начале XX века социально-экономическая ситуация в татарской деревне неуклонно ухудшалась. Аграрное перенаселение и связанное с ним малоземелье обрекали основную массу крестьян на нищенское, полуголодное существование. В поисках свободных земель многие крестьянские семьи переселялись в Заволжье и на Урал. Молодежь уезжала на заработки на шахты Донбасса, нефтепромыслы Баку, многие оседали там. Однако это ненамного облегчало положение оставшихся.
Во-вторых, в самой мусульманской мечети и образовательной системе при ней шел непростой, порой драматический, болезненный, процесс обновления. Прежняя система образования и воспитания переставала отвечать требованиям нового времени, связанным с потребностью в овладении современными «городскими» профессиями и специальностями. Все большему числу татар требовалось знание русского языка, но муллы и слышать не хотели о его включении в число изучаемых в мектебе предметов.
Мусульманская школа, построенная исключительно на конфессиональной основе, вступила в полосу кризиса. Ее авторитет неуклонно падал.
Передовая, активная часть татарского общества искала выход из создавшейся критической ситуации. В сфере экономики и социальных отношений наблюдался процесс формирования национального капитала. В разных местах компактного проживания татарского населения появились крупные торгово-промышленные фирмы: Рамиевых и Хусаиновых в Оренбурге, Агафуровых – в Екатеринбурге, Акчуриных – в Симбирске, Дибердиевых – в Кузнецке Саратовской губернии и др. В 1913 г. в России предприниматели-татары владели 141 промышленным предприятием с числом занятых в них 12 тысяч человек, а также 154 торговыми домами.
Параллельно шел процесс формирования национального рабочего класса. К началу XX в. численность рабочих-татар достигала уже 150 тысяч человек. Крупные отряды татарского пролетариата сложились в Казани, в промышленных центрах Урала, Донбасса, Баку.
Именно эти новые классы утвердившегося в России капиталистического общества – буржуазия и пролетариат – стали главными движущими силами процесса обновления национального образования. Правда, инициатива реформирования принадлежала передовым представителям мусульманского духовенства. Еще в начале XIX в. имам одной из сельских мечетей в Казанской губернии Габденнаср Курсави (1776-1812) выдвинул в противовес господствовавшему тогда принципу таклида, построенному на механическом зазубривании коранических текстов и некритическом восприятии догматических установлений духовных авторитетов прошлого, принцип иджтихада, то есть индивидуального, творческого и осознанного толкования догматов веры, критического отношения к наследию богословов-улемов. Он пытался реализовать свой новый подход в созданной им медресе. Наряду с основами ислама и мусульманскими обрядами он давал шакирдам знания по математике, географии, истории.
Продолжателем дела Курсави явился выдающийся ученый, мыслитель, просветитель Шигабуддин Марджани (1818-1889). Возглавив в 1849 г. первую мечеть в Татарской слободе г. Казани, он добился открытия медресе, работа которой была поставлена по-новому: учебные планы, расписание уроков, четкие правила внутреннего распорядка и т.д. Шакирдам давались разнообразные знания по истории, географии, математике, астрономии. Их знакомили с памятниками татарской литературы и устного народного творчества, с шедеврами восточных поэтов и мыслителей. Уроки проходили живо, интересно, побуждали учащихся мыслить, искать истину.
Ш. Марджани страстно выступал за преодоление национальной и религиозной замкнутости и косности, за приобщение татар к достижениям русской и европейской цивилизаций. «Для будущности нашего народа, обеспечения ему возможности управления собственными делами…, – говорил он, – мы нуждаемся в европейских знаниях, просвещении, культуре и промышленности… Умение и просвещение нужно брать везде, где они есть. Знание и просвещение не знают ни национальных, ни языковых границ». При этом он не уставал доказывать, что для татар знание русского языка – жизненная необходимость, и ничего греховного в изучении мусульманином русского языка и русской культуры нет.
На передовых идеях Г. Курсави и Ш. Марджани выросла целая плеяда выдающихся религиозных деятелей, просветителей, из числа которых можно назвать Ризаэтдина Фахретдина (1859-1936), Галимджана Баруди (1857-1921), Габдрашита Ибрагимова (1857-1944) и других. Их творческие искания получили поддержку со стороны представителей нарождающейся национальной интеллигенции, получивших светское, «русское» образование. Выдающееся место среди них принадлежит Хусаину Фаизханову (1828-1866) и Каюму Насыри (1825-1902). Оба приобщились к высшему образованию в Казанском университете, после его окончания вели педагогическую деятельность. Первый их них в 1861-1862 годах, под непосредственным впечатлением от крестьянской реформы, составил проект новой национальной школы по типу русских гимназий. К. Насыри был страстным пропагандистом родного татарского и русского языков. Он издавал школьные учебники на татарском языке по арифметике, географии, физике и другим предметам, а также по грамматике татарского языка, татарской литературе. Собирал и издавал сказки, баиты, песни, пословицы казанских татар, выпускал календари на татарском языке.
Идеи и находки названных религиозных деятелей, просветителей получили завершенный, систематизированный вид в новометодной мусульманской школе, созданной в 1884 г. в Бахчисарае крымским татарином, редактором и издателем газеты «Тарджеман» («Переводчик»), Исмаилом Гаспринским (1851-1914). Важнейшей чертой этой школы стала замена прежней, слогово-буквенной системы обучения детей грамоте на новую, звуковую, значительно облегчавшую и ускорявшую данный процесс. Арабский аналог нового метода «ысул ал-джадид» дал название целому направлению педагогической и общественной мысли – «джадидизму». На рубеже XIX-XX вв. развернулся масштабный, сложный и драматический процесс реформирования всей системы национального образования и воспитания на основе идей джадидизма. Этот процесс шел в острой борьбе с приверженцами старых методов и подходов – «кадимистами». Длительное время последних среди мусульманского духовенства было явное большинство. Однако новое, прогрессивное неизбежно приходило на смену устаревшему, нежизнеспособному. К началу XX в. в России около 5 тыс. мусульманских школ вели обучение грамоте по новому, звуковому методу. При этом многие из них работали в Азербайджане, Средней Азии, Сибири и других местах компактного проживания мусульманского населения.
Первенствующая роль в деле реформирования мусульманского образования принадлежала волго-уральским татарам. В этом деле приходилось решать ряд непростых проблем. Можно назвать некоторые из них, наиболее важные.
Первая проблема – соотношение в образовании национального и религиозного. Последнее, как известно, было основано на изучении арабского языка. В повестку дня был поставлен вопрос: на каком языке вести обучение детей в мектебе и медресе – на арабском или национальном, в нашем случае – татарском?
В свою очередь постановка данного вопроса, как и его решение, были связаны с прояснением вопроса о содержании и принципах образования. В случае, если обучение не выходило за рамки исламского вероучения и сводилось фактически к заучиванию текстов Корана, биографии и хадисов Пророка, молитв, предпочтение отдавалось арабскому языку. В случае же включения в учебные планы светских дисциплин вставала необходимость использования понятного для учащихся родного, национального языка. Малопонятный для большинства арабский язык годился лишь для заучивания и механического воспроизведения канонических текстов. Родной же язык давал возможность для осмысленного восприятия научных знаний, для их усвоения, а в дальнейшем – для самостоятельного применения в практической деятельности. Вполне понятно, что в новометодных школах предпочтение отдавалось родному, татарскому языку. По мере их распространения менялось даже официальное название мектебе и медресе. Если в документах последней трети XIX в. они, как правило, именовались еще «магометанскими», то в первые десятилетия XX в. за ними закрепилось определение «татарские». Школа из религиозной (арабской) превращалась в национальную (татарскую).
В процессе реформирования национальной школы вставала еще одна важная проблема – о соотношении религиозных представлений об окружающем мире и новейших научных знаний. Последние нередко противоречили, а нередко прямо отвергали заложенные в канонических текстах положения, отражавшие весьма низкий уровень знаний той эпохи, когда возник Ислам. Нежелание или неспособность религиозных авторитетов отказаться от устаревших, явно ошибочных представлений отталкивало молодую, приобщившуюся к достижениям мировой науки часть татарского общества от религии, от мечети, создавало атмосферу взаимного отчуждения. Данное противоречие особенно явственно обнаруживалось в джадидистских школах и, несмотря на самоотверженные усилия молодых энтузиастов-мугаллимов, получивших образование в лучших медресе того времени («Мухаммадия» в Казани, «Хусаиния» в Оренбурге, «Галия» в Уфе, «Буби» в деревне Иж-Бобья и др.), не было разрешено вплоть до революции 1917 г.
Переход к новометодной школе требовал решения еще одной актуальной и сложной проблемы – приобщения татарских детей к русскому языку. Как показала Всеобщая перепись населения Российской империи, проведенная в 1897 г., удельный вес татар Саратовской губернии, владевших русским языком, «грамотных по-русски», не превышал 5%. Незнание государственного языка, языка более передовой в культурном отношении русской нации, создавало огромные трудности для прогресса нарождающейся татарской нации. Это понимали передовые представители национальной интеллигенции, начиная с Ш. Марджани и К. Насыри. Последние, как указывалось выше, были убежденными и последовательными сторонниками распространения русского языка среди татар. Их позиция в этом вопросе совпадала с политикой правительства. Не случайно они поддержали идею открытия в Казани правительственной Татарской учительской школы. Она была открыта в 1876 г. при участии Ш. Марджани и К. Насыри, крупного востоковеда В.В. Радлова, И.В. Терегулова и др. Готовила учителей из татар для нерусских школ.
Одновременно велись поиски пригодных для приобщения татарских детей к русскому языку форм обучения. В разные годы в правительственных кругах родились такие формы, как начальные русско-татарские школы, татарские классы в общеобразовательных гимназиях, русские классы в мусульманских медресе. Однако их внедрение шло крайне медленно, трудно. В Казанской губернии в 1905 г. имелось лишь 8 русско-татарских школ. В Саратовской губернии первая такая школа была открыта в губернском центре в 1907 г. [7, с. 193-194]. Заведующим был назначен выпускник Казанской татарской учительской школы Бурганутдин Сулейманович Юскаев. В школе, размещавшейся в небольшом частном доме на улице Никольской (ныне улица Радищева), обучалось 20-30 детей. В школе изучался русский язык, но наряду с ним татарский язык и основы ислама. Преподавание всех предметов, за исключением русского языка, велось на родном языке. Уроки по основам ислама вел старший сын саратовского ахуна Мухаммеджана Енгалычева, имам соборной мечети Зияутдин. В 1912 г. была открыта еще одна русско-татарская школа – в уездном городе Хвалынске. Заведующим назначили еще одного выпускника КТУШ Тагира Хабибулловича Махмутова.
Еще хуже обстояло дело с татарскими классами в гимназиях и русскими классами в медресе. В Саратовской губернии не было открыто ни одного гимназического класса. Можно предположить, что связано это было с малочисленностью татарского населения в Саратове и уездных городах. Что же касается русских классов в медресе, то здесь главным препятствием являлось негативное отношение мусульманских священнослужителей и большинства верующих к данной инициативе властей. Татарские крестьяне опасались, – и не без оснований, – что русские классы станут плацдармом для наступления на этническую и конфессиональную идентичность татар, что создаст угрозу русификации и христианизации. Ведь политика царизма в отношении инородцев состояла именно в этом. Вот как определял, например, суть этой политики министр народного просвещения в правительстве Александра III граф Д.А. Толстой: «Целью образования проживающих в пределах нашего Отечества инородцев, несомненно, должны быть их русификация и слияние с русским народом» [8, с. 176].
И все-таки без русского языка татары уже не могли обойтись. Многие образованные и состоятельные родители стали отдавать своих детей в гимназии, реальные и коммерческие училища, университеты и институты. Так, один из сыновей симбирского купца М. Тенишева окончил Казанское реальное училище, остальные четверо – Симбирское коммерческое училище [7, с. 193-194]. Постоянно росло число молодых татар, получивших образование в высших учебных заведениях России и зарубежных стран. Если в 1908 г. в Казанском университете обучалось 13 татар, то в 1913 г. уже 27 [8, с. 178].
Но более перспективным и надежным каналом внедрения русского языка и посредством его – современных научных знаний в татарскую среду – явились новометодные медресе. В их учебных планах русский язык занимал одно из ведущих мест. Так, в Казанской медресе «Мухаммадия» шакирды изучали русский язык на протяжении всех 11 лет обучения. На этот предмет отводилось 6 уроков в неделю [8, с. 162]. В другой знаменитой медресе «Буби» братьев Габдуллы и Губайдуллы Нигматуллиных на изучение русского языка выделялось 12 уроков в неделю [8, с. 163].
Из новометодных медресе вышли сотни мугаллимов, свободно владевших русским языком и ставших проводниками русской культуры в сельских мектебе и медресе. В селе Алтата Новоузенского уезда тогдашней Самарской губернии учили детей «по-новому» выпускники оренбургской медресе «Хусаиния» Бекер Яфаров-Абдуллин, Галлям Абдрахманов, Мотыгулла Вахитов [9, с. 20-22]. В соседнем селе Осинов Гай такую же работу вел Шигап Рамазанов.
Однако масштабы проводимой передовыми медресе работы явно не отвечали потребностям татарского общества. Переход к новой школе шел крайне медленно. По справке инспектора народных училищ 2-го района Саратовской области, в 1903 г. в Хвалынском и Вольском уездах имелось лишь 3 новометодных мектебе – в деревнях Старая Кулатка, Старое Зеленое и Мосеевка. Это на 25 татарских деревень с 57-ю мектебе и медресе!
Трудности в переходе к новой, отвечающей требованиям времени школе были связаны не только с нехваткой педагогических кадров, но и со слабостью материально-технической базы национального образования. Для новометодных школ нужны были более просторные помещения, оборудованные классы, учебно-наглядные пособия. Содержание этих помещений, зарплаты учителям требовали значительных средств. В татарской деревне, испытывавшей огромные экономические трудности, таких средств не было. Эта сложная проблема могла быть решена только с участием государства и земств. Поэтому после 1905 г. татарская общественность все больше стала склоняться к сотрудничеству с государственной властью и земскими учреждениями.
Но здесь возникли свои серьезные противоречия. Во-первых, в татарском крестьянстве сохранялось недоверчивое отношение к инициативам, исходящим от официальной власти. Большинство имамов, не имевшие должной подготовки и боявшиеся конкуренции со стороны молодых, образованных мугаллимов, всячески подогревали эти в общем-то отсталые настроения. Архивные документы содержат множество свидетельств происходивших на этой почве острых споров и конфликтов. Так, например, в деревне Татарские Канадеи Кузнецкого уезда местный богач Кутуев в 1903-1904 гг. согласился сделать пристройку к существующему зданию мектебе с тем, чтобы за счет средств земства ввести обучение детей русскому языку и арифметике. Однако через некоторое время он отказался от своего намерения, ссылаясь на мнение сельских аксакалов, что ребят не будут посылать в это мектебе. Имам из деревни Большие Труевские Вершины так же был вынужден отступить, боясь неприятностей от односельчан [10].
Во-вторых, сама государственная власть после революции 1905-1907 гг. стала сильно опасаться быстрого роста национального самосознания, образованности и демократической общественной мысли среди татар. Реакционному режиму Николая II было сподручнее иметь дело с темным, забитым татарским крестьянством, находящимся под полным духовным контролем мулл и имамов старой закваски. Один из виднейших идеологов православного миссионерства, профессор Казанской духовной академии Н.И. Ильминский, выражая позицию царского правительства, еще в 80-е годы XIX в. писал: «Татарин, не получивший русского образования, не владеющий русским языком, для нас предпочтительнее получившего образование по-русски, еще хуже – татарский аристократ, хуже последнего – человек, получивший университетское образование» [8, с. 156-157].
